Категория богобоязненности, несмотря на кажущуюся неизменность, имеет историческое измерение. В статье рассматриваются смысловое наполнение понятия «страх Божий» и связанные с ним представления, сохранившиеся в «Повести временных лет» и «Поучении» Владимира Мономаха. Автор статьи анализирует все сообщения, содержащие упоминания о богобоязненности в выбранных источниках, обращая особое внимание на контекст употребления выражения «страх Божий». В результате исследования было установлено, что в основном для сообщений о страхе Божьем летописец использует цитаты, прежде всего из источников сакрального характера. С их помощью книжник выражает свои представления о богобоязненности. Анализ источников показывает, что страх Божий скорее следует считать не эмоцией, а продолжительным состоянием или чувством, которое положительно влияло на весь образ жизни человека. Богобоязненность являлась результатом осознанного выбора и основой жизни благочестивого христианина. Кроме того, страх Божий сближался с состояниями трепета и радости, возникающими во время службы Господу. Особенно важной для летописца была связь страха Божьего и понятия мудрости, источником которой и считалась богобоязненность. Страх Божий представлялся основой познания, которое воспринималось как процесс постижения Бога.

Статья посвящена эпидемии чумы в Москве в 1654 г. и реакции на нее Аптекарского приказа – государственного учреждения, отвечавшего за медицинскую сферу в России XVII в. Как показывает источниковедческий анализ документов этого ведомства, оно практически не вмешивалось в ситуацию в столице и занималось только снабжением лекарствами и врачами действующей армии, которая в этот момент воевала в Европе. Первые меры по выявлению и лечению больных стали производиться им лишь три года спустя, в 1657 г.

В данном сообщении предпринята попытка рассмотреть вопрос об одной из характерных функций императорского двора в XVIII в. – систематической раздаче при Екатерине II денег, льгот и подарков. Документы царского Кабинета свидетельствуют об увеличивавшейся массе различного рода выдач и подарков придворным, военным и гражданским служащим, а также более широкому кругу просителей. Такая практика служила важным элементом социальной политики; она должна была обеспечить лояльность элиты и повысить престиж монарха среди военных и чиновничества.

Статья посвящена «славянской идее» писателя XVII в. Юрия Крижанича. Будучи по рождению хорватом, он работал в различных государствах и в Москве. Здесь он написал фундаментальное сочинение «Политика». Используя поздние русские исторические компиляции, Крижанич сформулировал очередную версию «славянской идеи». Чтобы реализовать «славянскую идею», русское государство должно быть могущественным. Чтобы быть могущественным, оно должно придерживаться изоляционизма. В статье автор стремится доказать, что эта версия «славянской идеи» испытала воздействие московской картины мира.

В статье рассматривается кампания по «чистке» партийного и государственного аппарата, которая была намечена в 1928 г., а осуществлена в 1929 г. Этой кампанией лично руководил генеральный секретарь ЦК ВКП(б) – И.В. Сталин. В статье исследуется механизм адаптации партийных решений о «чистке» применительно к пропаганде в сатирическом журнале «Крокодил», выходившем огромными тиражами. Одно дело – партийные решения на бумаге, и другое дело – их осуществление в понятных для массовой аудитории образах и символах советской повседневности. Кампания имела одну цель – запугать общество и создать условия для перехода к более массовым репрессиям при отказе от новой экономической политики. Исследуются принципиальные различия между чисткой партийного аппарата и чисткой аппарата государственного.

В статье, написанной с использованием архивных материалов, партийной и комсомольской печати, этнографических исследований, анализируется развитие крестьянско-молодежного мира, в составе его основных половозрастных групп в рамках крестьянского мира, накануне и в ходе коллективизации. Основной акцент делается на динамике трансформации таких аспектов жизни молодежи, как участие в различных формах хозяйствования, семья, культура, быт, религия. Ставится вопрос об эффективности попыток влияния партийно-комсомольских органов в деле использования различных форм жизни молодежи в формировании социалистической деревни через кооперацию и коллективизированные хозяйства. Автор приходит к выводу о значительной устойчивости молодежного мира перед лицом вмешательства советских органов во внутреннюю жизнь молодежи, неуклонное развитие таких сторон модернизации этой группы, как перестройка семьи на личностных основаниях, рационализации сознания, секуляризации культуры и быта. Политика партийных и комсомольских организаций на селе объективно содействовала модернизации всех сторон жизни деревенской молодежи как части современного общества в его «социалистической» форме.

В первые пореволюционные годы отношения творческой интеллигенции и молодой советской власти складывались сложнее, чем у представителей других социальных групп. Так, среди художников-эмигрантов наблюдается целый спектр моделей построения отношений с большевиками: от сросшихся с военной эмиграцией, непримиримых противников «Совдепии» через сомневавшихся, державших нейтралитет, до яростных сторонников. У художников своеобразный «коридор раздумий», период, в течение которого необходимо определиться со своим отношением к новой власти, был более продолжительным. Однако поддерживать статус «амбивалентной эмиграции» можно было лишь непродолжительное время. Творческая интеллигенция не имела отдельной амнистии для возвращения, но советская власть пыталась способствовать возвращению деятелей культуры и искусства. К ним применялись инструменты не массовой агитации, но точечная проработка, иногда с помощью родных, остававшихся в России. В отношении художников шли в ход аргументы, апеллирующие к их творческой самореализации, востребованности и «нужности» их искусства на родине. Особенности репатриации в среде российских художников-эмигрантов во Франции рассмотрены автором на основе архивных документов.

Земной локус этого рассказа, находящийся на перекрестье множества, казалось бы, несовместимых, но при этом живых и трагически глубоких миров, охвачен среди прочего и мультиперсональным «эго» диегетического нарратора. Эти миры пронизаны болью и отчаянием, однако, по Замятину, перед нами проявления живого начала, наполненного энергиями революции. Как известно, Замятин, опираясь на учение Р. Майера, противопоставлял энергию, понимаемую им как революционное начало, энтропии – застою и омертвлению. Энергийный взрыв, по Замятину, – это необходимый удар слева по квази-левому большевистскому режиму, подавляющему свободу и теряющему живой облик.

В статье рассматриваются в историографическом контексте основные проблемы, темы и сюжеты неопубликованного лекционного курса «История народов СССР», прочитанного академиком Ю.В. Готье в Московском государственном историко-архивном институте (МГИАИ) в 1936/37 учебном году. В лекционном курсе видны те приоритеты и ориентиры, которые обусловлены спецификой историографического процесса тех лет, но при этом очевидны и многие фундаментальные принципы и основы понимания русского исторического процесса, характерные для историков «старой школы», вынужденных адаптировать свой жизненный мир к обстоятельствам нового историографического быта.

В статье речь идет о проекте исследования советских икон, который начался в Российском государственном гуманитарном университете в 2021 г. в УНЦ визуальных исследований Средневековья и Нового времени факультета культурологии. Советская икона – это разнообразные по техникам исполнения иконы-«киотки», кустарно изготовлявшиеся советскими мастерами-образовниками. Для декорирования таких икон применялись как традиционные материалы, использовавшиеся и в XIX – начале XX в. – фольга, бумага, воск, парафин – так и специфические вещи, которые были доступны мастерам в эпоху дефицита, бедности советской деревни, гонений на Церковь и невозможности создавать религиозные артефакты артельным способом, для рынка. В ход шла материя от пионерских галстуков и свадебных платьев, советские газеты, фольга от чайных пачек, оттиски на которой делали патронами и т. п. В результате возникали сложные бриколажи, в основе которых зачастую были иконки и материалы XIX – начала XX в., а сверху – напластование разнородных материалов советской эпохи. В статье идет речь о специфике этого явления, о вводимом авторами проекта термине «советская икона», а также о перспективах развития проекта в ближайшие годы.