Тема статьи – биография Александра Николаевича Барулина (1944–2021), видного лингвиста и организатора лингвистического образования в России.

В центре внимания статьи проблема нормативности сочетания самый лучший. Цели исследования формулируются следующим образом: 1) опровергнуть мнение о несоответствии сочетания самый лучший литературной норме; 2) доказать, что данное сочетание отвечает критериям нормативности языкового явления при помощи данных Национального корпуса русского языка (НКРЯ), примеров из русской классической литературы, текстового контента интернет-порталов (в том числе справочно-информационного портала «Грамота.Ру»), сведений из академических и современных грамматик русского литературного языка, справочников для редакторов, учебных пособий и словарей; 3) попытаться выявить грамматические и семантические особенности употребления сочетания самый лучший в сравнении с лучший и самый хороший в разных контекстах. В результате анализа установлено, что 1) нормативность аналитической формы превосходной степени самый лучший во многих современных авторитетных источниках замалчивается, следствием чего оказывается неоправданное лишение данного сочетания статуса нормативного, несмотря на его соответствие системе современного русского литературного языка и регулярную массовую воспроизводимость; 2) аналитическая форма самый лучший употребляется носителями языка для преодоления грамматической омонимии с формой сравнительной степени, как средство выражения экспрессии, а также как маркер несобственно-прямой речи; 3) у словоформы лучший присутствует ряд признаков самостоятельной лексемы со своей парадигмой.

А.Н. Барулин был замечательным исследователем, оставившим яркий след в установлении коммуникативных свойств человеческого праязыка. Эта реконструкция методически отличается от обычной реконструкции праязыка, поскольку не основана на прямом наблюдении над языковыми выражениями. Фонетическое и грамматическое описание первых человеческих языков поэтому невозможно. Однако наблюдения над реальными коммуникативными системами человека и животных, зафиксированными в истории, позволяют исследователям продвинуться и в этой области. Одним из интересных элементов таких коммуникативных систем являются «загородки», как в вербальном, так и в невербальном поведении носителей различных языков мира: благодаря этим элементам мнения и знания передаются от человека к человеку не как прямые суждения, а при «аккомодации» к контексту коммуникации. Рассматриваются некоторые свойства хеджинга, осуществляемого с помощью лексических единиц класса «возможно» и «вероятно», во взаимодействии с грамматическими средствами (время, наклонение и отрицание) в русском языке и за его пределами.

В статье получает развитие понятие семиотической концептуализации тела и телесности. Главный акцент делается на языковой, точнее на фразеологической, концептуализации телесного объекта «сердце», как он представлен в двух языках – испанском и русском. Анализируются фразеологические единицы испанского и русского языков, которые содержат слова corazón и сердце. Для их описания в работе применяется признаковый подход, выдвинутый и разработанный применительно к анализу телесной сферы естественного языка. Основное внимание в статье уделено анализу физических признаков сердца, получивших отражение во фразеологии двух языков. Это такие признаки сердца, как «размер», «температура», «движение (биение)», «хрупкость», «каритивность», «избыточность» и «консистенция». Демонстрируется роль этих признаков в семантике рассматриваемых испанских и русских фразеологизмов.

В статье рассматриваются некоторые аспекты семиотической концепции А.Н. Барулина. Введенное им понятие «семотрясение» (под которым подразумеваются значимые периоды резких и масштабных глобальных перемен в эволюции знаковых систем, в том числе языка) ставится здесь в ряд близких метанаучных терминов лингвистической теории, таких как «семиотическая революция», «лингвистический поворот», «языковой эксперимент», «языковая аномалия». Рассматриваются некоторые примеры из языковой практики, которые своей аномальностью наталкивали лингвистов на новые осмысления природы языка. Лингвистика на протяжении последней части XIX и всего XX века концептуализирует аномалии на уровнях семантики, синтактики и прагматики, проходя через три фазы лингвоэстетического поворота вместе с литературными экспериментами. Дискуссии лингвистов о роли правильных и неправильных высказываний в формировании языковых теорий совпадали и по времени, и содержательно с языковым экспериментом художественного толка, обнаруживая общие концептуальные ходы между наукой и искусством в условиях того, что А.Н. Барулин называл «семотрясением».

В статье рассматриваются особенности формального устройства каузативных оппозиций в христианском урмийском новоарамейском языке. На материале полевых данных, собранных в ходе экспедиции в село Урмия Краснодарского края, изучаются способы кодирования отношений в выборке из 31 каузативно-некаузативной глагольной пары, предложенной М. Хаспельматом. Показано, что для урмийского релевантна «шкала самопроизвольности» М. Хаспельмата: ситуации, с наибольшей вероятностью возникающие самопроизвольно, типа ‘кипеть’ или ‘сохнуть’, обозначаются в урмийском непроизводными глаголами, а их каузативные корреляты (‘кипятить’, ‘сушить’) морфологически маркированы. Для обозначения ситуаций, возникновение которых обычно происходит под воздействием внешней силы, таких как ‘ломаться’ или ‘раскалываться’, в урмийском используются лабильные глаголы. Последние занимают нишу понижающей актантной деривации, что подтверждается сравнением урмийского с классическим сирийским, где сохранялся декаузативный показатель. Делаются предварительные выводы о стабильности каузативного маркирования в арамейских языках и неоднородности класса урмийских лабильных глаголов. В целом рост числа лабильных глаголов является инновативной новоарамейской чертой, однако можно выделить небольшую группу значений, которые стабильно передаются лабильными глаголами на протяжении нескольких веков.