Цикл Осипа Мандельштама ≪Армения≫ (1930), как показывает внимательное изучение его метрического репертуара и ритмической композиции, занимает в творчестве поэта совершенно особое место. В нем зрелый мастер демонстрирует владение всеми типами современного ему стиха, включая и наиболее радикальные, опровергая тем самым общее мнение о традиционности его стихосложения. Важное место в творческой палитре автора ≪Армении≫ занимают расположенные в середине цикла стихотворения, написанные сложными типами версификации: так называемыми стихами с переменной анакрусой, гетероморфным и свободным стихом; в статье подробно рассматриваются этапы освоения Мандельштамом русского верлибра.

Современная ситуация, складывающаяся с освоением архивных, малодоступных и по разным причинам выпавших ранее из поля зрения исследователей источников, относящихся к литературному процессу 1890-х – начала 1930-х гг. и поступивших в активный научный оборот в последние десятилетия в России и русском зарубежье, позволяет с новой точки зрения взглянуть на многие его главные и нередко кажущиеся второстепенными составляющие. То же самое можно сказать и о биографических портретах его участников – как тех, кто всегда был в поле самого пристального внимания, так и тех, кто прежде оставался на периферии изучения данного фрагмента истории русской литературы. Во многом именно этими факторами определяется наиболее актуальное в настоящее время направление в изучении жизни и творчества Осипа Мандельштама: попытка максимально возможного восстановления круга его регулярного и эпизодического общения на протяжении всего творческого пути. Настоящая публикация представляет собой первую часть исследования, посвященного реконструкции профессиональных и личных взаимоотношений двух активных участников литературного процесса 1910-х – 1930-х гг. – Осипа Мандельштама и Ивана Аксенова.

В работе предлагается принципиально новый подход к анализу ≪Четвертой прозы≫ О.Э. Мандельштама, основанный на введенных впервые в научный оборот документах и материалах, разъясняющих ряд малопонятных и не всегда совпадающих с исторической реальностью фактов. В частности, анализируется эпизод, связанный с ≪веревкой удавленника Сережи Есенина≫, который никоим образом не имеет отношения к ≪Лицейской сволочи Митьке Благому≫; анализируется историческая реальность взаимоотношений О.Э. Мандельштама с кругом Сергея Есенина; показано, что ≪Митька Благой≫ является субститутом близкого Есенину И. Евдокимова, который многими узами связан с обстоятельствами личной и писательской жизни О.Э. Мандельштама. Автор показывает роль А. Свирского как в истории увековечения памяти Сергея Есенина, так и в ряде бытовых конфликтов с участием О.Э. Мандельштама, отразившихся в ≪Четвертой прозе≫.

Статья посвящена автобиографической прозе О. Мандельштама ≪Шум времени≫, рассматриваемой в контексте культурных моделей еврейских и русско-еврейских мемуарных текстов 1840-х–1930-х гг., включая воспоминания Леона Мандельштама, М.-Л. Лилиенблюма, А.-Г. Ковнера, П.Ю. Венгеровой, С.М. Дубнова. Эти тексты наряду с художественными произведениями русско-еврейских литераторов С. Фруга, Л. Леванды, Г. Баданеса, С. Ан-ского, а также историко-культурными очерками С.М. Дубнова, П.С. Марека, С.Л. Цинберга 1880–1910-х гг., обобщающими развитие идейных течений в среде русско-еврейской интеллигенции, позволяют показать принципиальное сходство ≪Шума времени≫ с их важнейшими темами, осмысляющими идейный кризис рубежа XIX–XX вв., и мировоззрение нескольких поколений еврейских ≪отцов≫ и ≪детей≫. Анализируются метафорические понятия, которые использовались в еврейской и русско-еврейской литературе, мемуаристике и публицистике для характеристики эпохи еврейской модернизации второй половины XIX – начала XX в., включая представление о ≪хаосе≫ как смешении разных мировоззренческих систем. Это позволило показать, что понимание комплекса смыслов, которые вкладывались в эти понятия в контексте русско-еврейского мира, было не только доступно Мандельштаму, но получило отражение в композиции нескольких глав ≪Шума времени≫.

В статье предлагается комментарий к ряду образов стихотворений О.Э. Мандельштама, восходящих, по мнению автора, напрямую к еврейским источникам: Торе, Талмудическим комментариям, иудейским похоронным и памятным молитвам, элементам синагогального отправления культа. Автор обнаруживает в стихах О.Э. Мандельштама акростих слова ≪Тора≫, прямые цитаты из ежедневных молитв, надгробных слов и надписей. Это позволяет автору поставить вопрос о смысле обращения поэта к жене и будущей вдове Н.Я. Мандельштам.

Статья посвящена экспозиции выставки ≪“Тоска по мировой культуре…”: Библиотека О.Э. Мандельштама≫, ставшей не только попыткой реконструировать библиотеку Осипа Мандельштама по описанию вдовы поэта Надежды Яковлевны, но и визуализацией многолетних исследований ее кураторов в области мандельштамоведения и истории русской культуры. В широком смысле выставка посвящена вечной теме ≪поэт и книга≫, которая в данном проекте приобрела неожиданные грани, разворачиваясь в, казалось бы, известных сюжетах из жизни и творчества Мандельштама. Это происходит за счет удивительно точно ≪сработавшего≫ синтеза архивных и музейных выставочных практик, исследовательского азарта и стремления создателей выставки быть честными с посетителем и перед лицом истории. Особенно важную роль сыграли предложенные кураторами оригинальные интерпретации поэзии и прозы Мандельштама и представленные на выставке материалы, которые ранее не экспонировались и/или находились в закрытых архивных фондах. Классически выстроенная в хронологическом порядке экспозиция выставки, но сложная в своей структуре – со множеством сюжетных ходов и новых смыслов, – требует разбора после воплощения проекта. При его подготовке и реализации автор статьи выступала в качестве экспозиционера, поэтому данный текст является в том числе и попыткой самоанализа.