Пророчества, видения и знамения были широко представлены в памятниках восточнославянской письменности с первых шагов ее развития до XVII в. включительно. Автор статьи приходит к выводу, что предсказания в древнерусской литературе далеко не всегда сопровождались видениями и знамениями. Иногда пророчества имели вполне будничный характер и были тесно связаны с описанием повседневной жизни. В работе рассматриваются два типа наблюдателя. Один - беспристрастно изображает все увиденное, не сопровождая свой рассказ оценками и характеристиками. Другой – активно соучаствует в событиях, делает предсказания важным элементом своей картины мира, стремится не только фиксировать происходящее, но и способствовать исполнению предсказаний.

В статье анализируется публицистическая функция эмблематической системы и, в частности, аллегорической фигуры бога Марса в русской панегирической литературе. В эпоху Петра I эта аллегория активно использовалась для оформления новой имперской идеологии. В панегирических драмах образ бога Марса служил для персонификации высших ценностей империи: новой воинственной России, самого героизируемого государя, русской армии.

В данном сообщении предпринята попытка рассмотреть повседневную деятельность последнего фаворита Екатерины II П.А. Зубова. Комплекс опубликованных источников (писем императрицы, камерфурьерских журналов и мемуаров современников) и архивных материалов из фондов РГАДА и РГИА позволяет охарактеризовать как обязанности Зубова при дворе в качестве генерал-адъютанта и одного из ближайших к императрице лиц, так и его неформальные занятия. Последние же были связаны прежде всего не с его официальными должностями, а с ролью влиятельного посредника, канала неофициального общения подданных с верховной властью. Однако эта же деятельность не превращала фаворита в правителя, а, скорее наоборот, делала его исполнительным чиновником в рамках уже существующего механизма канцелярии статс-секретарей.

В статье представлены два письма В.А. Мусина-Пушкина, которые он написал своей невесте незадолго до свадьбы в 1828 г. (письма хранятся в Российском государственном архиве древних актов). Текст писем отражает контекст эпохи и повседневности, систему взглядов и особенности мировоззрения молодого аристократа, характерные черты внутрисемейного взаимодействия в сфере чувств, брака, человеческих отношений, которые неизбежно оказываются связанными с понятиями родовой чести, семейного долга, необходимостью сохранения статуса знатного рода. Автор статьи прослеживает, как на уровне отношений близкого круга родственников проявляется властная иерархия и как традиционные паттерны сочетаются с новыми элементами. Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин, младший сын археографа графа А.И. Мусина-Пушкина, был арестован по делу декабристов, переведен из гвардии в армию и сослан на службу в Финляндию, где познакомился со своей будущей женой, Эмилией Карловной Шернваль фон Валлен. В статье приводятся детали семейной жизни этой супружеской пары, а также частные факты биографии некоторых других членов семьи Мусиных-Пушкиных.

Рекрутская система, помимо комплектования армии и флота нижними чинами, исполняла еще одну функцию - карательную. Отдачей в военную службу наказывались мелкие воры, бродяги, беспаспортные, пьяницы, а также нерадивые к домоводству, неплательщики податей, самовольные порубщики леса, «предерзливые» и иные лица, по разным причинам неугодные обществу или помещику. В данной работе на материалах поместно-вотчинного архива Шереметевых подробно рассматривается механизм управления вотчинами, направленный на очищение сельского общества от неплательщиков оброка и лиц порочного поведения путем отдачи их в рекруты. Показано, в частности, что этот процесс со стороны вотчиновладельца носил продуманный, организованный и систематический характер, что в ряде случаев приводило к массовой, до нескольких десятков человек единовременно, отдаче крестьян в военную службу. Окончательное решение о наказании принималось графом с учетом мнений мирского общества, вотчинных и домового правлений.

В статье речь идет о повседневной жизни участников тайных политических организаций 1820-х гг. - декабристах. Для характеристики поколения, к которому принадлежали декабристы, используется определение Ю.Н. Тынянова: «люди двадцатых годов». Отмечается, что к этому поколению принадлежали прежде всего молодые дворяне, участвовавшие в войне 1812 г., оформление политических взглядов которых пришлось на послевоенное время. Формулируется основной конфликт, переживавшийся декабристами: между романтическими представлениями о жизни и суровой реальностью политического заговора. В статье характеризуются основные вехи биографии П.И. Пестеля - руководителя Южного общества, одного из ярких представителей радикального крыла заговора. При этом акцентируется, что автор этих строк уже неоднократно описывал его биографию, выявляется разность отношения критиков и к высказанным автором оценкам, и к самой личности Пестеля. Формулируется, что эта разность обусловлена разностью в отношении к Пестелю современников. Анализируется политическое противостояние Пестеля и представителя «либерального крыла» заговорщиков - И.Г. Бурцова. Характеризуется личность оппонента Пестеля, его отношение к проблеме взаимодействия общества и власти, его деятельность в тайном обществе, делается вывод о невозможности победы «линии Бурцова» над «линией Пестеля» в конкретных исторических условиях 1820-х гг.

В статье рассматриваются практически мало исследованные вопросы о способах и методах транспортировки политических ссыльных в Сибирь по железной дороге и повседневная жизнь этой категории арестантов в новых условиях этапирования в 60−70-е гг. XIX в.

В статье представлен опыт реконструкции жизненного мира крупной профессионально-социальной корпорации сестер милосердия в годы Первой мировой войны. Исследование основано на обширном, впервые привлекаемом архивном материале. Представлены основные социально-антропологические характеристики сестер милосердия: количество, возраст, образование, психологические типы, виды деятельности сестринской организации, отношения сестер с различными, высшими и низшими, группами служащих Красного Креста, солдатами, офицерами, отношение общественности к сестринской корпорации. В центре исследования - анализ жизненного мира через призму повседневности военно-санитарной деятельности указанной группы, что диктовалось технологией труда, вызванной тотальной войной.

В статье анализируется коммуникативная связь внутриполитической борьбы в ВКП(б) с сатирическим журналом «Крокодил» (приложение «Рабочей газеты»), выходившим массовым тиражом. Обычно иллюстрации «Крокодила» не изображали реальные мотивы политического противоборства, их задача сводилась к тому, чтобы показать неприятие любой партийной оппозиции как таковой. Но в декабрьском номере «Крокодила» (№ 47) за 1925 год на лицевой странице журнала вдруг появляется изображение, в котором все вожди партии заняты общим строительством, и сколько ни всматривайся в рисунок – в нем не найти главного вождя. Таков политический заказ. В статье анализируются причины того, почему стало возможным появление в сатирическом журнале явно идеологического рисунка - с попыткой, одобренной на самом верху политической власти - изобразить именно «единство партии», а не предстоящий XIV съезду партии раскол, о котором многие большевики говорили уже открыто.

Автор статьи анализирует приемы мотивирования ностальгии в советской песне 1930−1980-х гг. Такая задача ставится и решается впервые. Констатируется, что апелляция к ностальгии традиционно использовалось в качестве подтверждения любви к родине. Доказывается, что такой аргумент постольку не применялся в пропаганде до конца 1930-х гг., поскольку лирическим героем песни мог стать только советский гражданин, а общепонятных причин его длительного пребывания за границей не было. Отмечено, что уже ко второй половине 1940-х гг. длительное пребывание советского гражданина за границей мотивировалось его военным прошлым. Однако уже через десять лет эта мотивировка исчерпала себя, начался поиск иных. Устанавливается, что принципиально новые так и не были предложены, а ссылки на эмигрантскую ностальгию минимизировались цензурой. Рассмотрена в статье и традиция полемического осмысления советских пропагандистских установок. Анализируются примеры, относящиеся к так называемой самодеятельной или бардовской песне и эстрадной культуре рубежа 1980-х−1990-х гг.