ЯЗЫК И КАТЕГОРИИ ЛИЦА. ЛИЦО И ЯЗЫКОВЫЕ КОНТАКТЫ
Хорошо известно, что одной из главных категорий глагола как в описаниях конкретных языков, так и в теоретических работах считается категория лица. В европейской лингвистической категории эта единица выделялась с самого начала, что, безусловно, для индоевропейских языков не вызывает сомнений. Некоторые европейские и американские грамматики японского языка XIX–XX вв. также признавали глагольную категорию лица (Б.Х. Чемберлен, А. Роз-Иннес, Е.Л. Наврон-Войтинская). Однако с категорией лица в таких описаниях смешивались категории этикета (вежливости), не являющиеся морфологической категорией для языков, на основе которых формировалась и развивалась европейская лингвистическая традиция. Японский язык имеет развитую систему обозначения социальных отношений между говорящим и другими лицами (собеседником, объектами речи), которая распространяется не только на лексику, но и на грамматику. Причина смешения состоит во влиянии на исследователей грамматической системы привычных для них европейских языков. Однако противопоставление форм 1-го и 2-го лица (но не 3-го лица) существует в императиве, и такие формы многочисленны: kake ‘пиши!’(грубо), o-kaki kudasai ‘пиши!’ (вежливо), kakoo ‘давай напишем!’. Также существуют местоимения всех трех лиц, хотя в японском языке они не очень употребительны.
Перестройка в системе глагольных времен, происходившая в раздельной истории славянских языков, привела в ряде языков к утрате показателей лица в некоторых предикативных моделях и активизации безличных и беcсубъектных предложений. Если в праславянском и древнерусском языках во всех формах прошедших времен значение лица имелось, то в русском языке на месте четырех прошедших времен сохранился один перфект, в котором связка настоящего времени от глагола *byti, эксплицитно выражавшая значение лица, постепенно утрачивалась. Языковое сознание говорящих привыкало к неотчетливости грамматического лица, что вело к структурному разнообразию и употребительности бессубъектных предложений. По составу моделей бесподлежащных предложений славянские языки близки между собой, однако различаются по активности моделей. Встречаемость безличных и обобщенно-личных предложений возрастает в направлении от словенского к польскому и далее к русскому языку. В аспекте ареально-диахронических различий рассмотренные факты показывают, что в направлении с запада на восток имеет место типологическая тенденция к ослаблению словоизменительного характера грамматической категории лица и к размыванию основных значений лица.
Статья посвящена анализу влияния международных языков друг на друга на уровне структур знания. В работе рассмотрены ошибки, допускаемые переводчиками международных организаций при оформлении левого и правого контекста предлога перед лицом, и сделан вывод о том, что причиной таких ошибок является неверный выбор концептуальной базы предлога в условиях конкуренции двух метафорических когнитивных моделей – ПРОТИВОСТОЯНИЕ и ОБРАЩЕНИЕ (с вариантом СУД). База накладывает референциальные, морфологические и семантические ограничения на заполнение левого и правого контекста предлога перед лицом. Изучение материалов Национального корпуса русского языка, включая исторический корпус, показало, что когнитивная модель ОБРАЩЕНИЕ чаще активировалась писавшими на церковнославянском, а затем и на русском языке, чем модель ПРОТИВОСТОЯНИЕ. Сложившаяся дискурсивная практика обеспечила доминирование когнитивной модели ОБРАЩЕНИЕ в структуре знаний современных носителей русского языка. Анализ употребления in the face of и face à, а также других фразеологических единиц с face в английском и face во французском языках показал, что для их носителей более значимой является когнитивная модель ПРОТИВОСТОЯНИЕ. В настоящее время под влиянием языков глобальной коммуникации в русском языке наблюдается расширение сочетаемости предлога перед лицом и рост значимости когнитивной модели ПРОТИВОСТОЯНИЕ.
В статье рассматривается семантическая неопределенность фразеологизма потерять лицо в современном русском языке. Целью исследования является установление оценочно-ценностных характеристик «потери лица» в контексте других нравственных «потерь» (ср. потерять стыд, потерять совесть). Работа выполнялась на материале толковых и фразеологических словарей русского языка с привлечением данных Национального корпуса русского языка. В ходе исследования использовались методы и операциональные процедуры, включающие контекстный анализ синтагматики фразеологизма, элементы компонентного и фреймового анализа, приемы эквивалентных замен и трансформации контекстов. В ходе исследования установлено, что «потеря лица» в русском языке занимает особое положение в ряду других значимых моральных потерь. «Потерять совесть, стыд, достоинство…» обозначает утрату ценностных в нравственном плане качеств, называемых данными словами, и понимается однозначно в этом плане. Многозначность слова лицо приводит к тому, что фразеологизм потерять лицо может передавать целый комплекс значений, среди которых основными являются следующие: утрата индивидуальности, отличительных черт личности, потеря репутации и уважения в глазах окружающих, утрата контроля над собой, своими эмоциями. Оценочные характеристики фразеологизма потерять лицо также отличаются от оценки «потери стыда» или «потери совести». «Потеря стыда (совести)» получает общественное порицание, «потеря лица» отрицательно оценивается и болезненно осознается самим субъектом.
В настоящей статье рассматриваются русские номинации лиц, являющиеся диминутивами, утратившими диминутивность (т. е. застывшими диминутивами), например, жиличка, очкарик, новичок, девушка. Такие единицы на определенном этапе начинали употребляться необычно часто и вступали в отношения конкуренции со своими производящими словами. Некоторые из этих диминутивов становились настолько востребованными, что постоянно употреблялись вместо своих коррелятов и полностью вытеснили их, ср. пару внука – внучка. Другие образования продолжают конкурировать с обычными коррелятами, ср. пару дед – дедушка. Утраченные корреляты можно выявить с помощью словарей и источников, ср. наличие лексемы очкарь, отсутствующей в современных словарях, включающих слово очкарик, в романе Бориса Горбатова «Мое поколение», впервые изданном в 1933 г.: «И он спокойно учился, этот беззаботный очкарь…». В замене номинаций лиц на диминутивные корреляты обнаружились определенные тенденции: такая замена коррелирует с семантикой денотата; конкретно, рассматриваемая лексика относится к терминам родства, обозначениям детей, женщин (ср. слово внучка, входящее во все эти группы) и лиц с низким статусом (ср. побирушка). Эти семантические закономерности дают возможность восстановить исходный оттенок диминутивной экспрессии исследуемых слов.
Статья посвящена проблемам межкультурной коммуникации в сфере речевого этикета. На примере коммуникативных неудач русских и иранских студентов рассматриваются различия в этикетных моделях русской и персидской культур. В статье раскрываются основные положения речевого этикета, базовые принципы теории вежливости, общего и специфического в вежливом коммуникативном поведении, особенности речевого этикета в персидской лингвокультуре и ее отличия от русской лингвокультуры. Специальное внимание уделяется «человеку удивляющемуся», то есть человеку, попавшему в чужую для него культурную среду как объекту исследования этикетных несовпадений для последующего конструктивного описания модели сопоставляемых систем речевого этикета. Анализируемый материал – коллекция реальных историй десяти иранских студентов, попавших в неловкие коммуникативные ситуации во время их пребывания в России, и истории их друзей, попавших в неловкие ситуации в Иране. Эти ситуации связаны с особенностями этикетного поведения мужчин и женщин, с бытовыми этикетными суевериями и т. д. Исследование различий между русским и персидском этикетом представляется полезным как с теоретической, так и с практической точек зрения.