В статье обсуждается вопрос о диалогических клише интернет-коммуникации, которая занимает все более значительное место в повседневном общении современного человека. Анализ проведен на материале комментариев к музыкальному стриму на YouTube-канале с более чем тремя миллионами подписчиков, что говорит о массовости наблюдаемых фактов. С учетом современных представлений о речевых клише, их семантических и дискурсивных возможностях, а также о стриме как новом гипермедиажанре проводятся наблюдения над клишированными репликами в комментариях, выявляется их типология, оценивается новизна и специфичность. Так, оказывается, что клишируются прежде всего реплики самопрезентации, благодарности и оценки. Отмечается роль стримера, который не только ведет диалог, но и задает лексикон, некоторые правила коммуникации и, в частности, предлагает реплики, которые подхватываются зрителями, получая возможность стать диалогическими клише. Хотя материал стрима не позволяет сделать глобальные обобщения о клише в интернет-коммуникации, можно заключить, что для нее формирование новых и востребованность классических клише характерны как для разговорной речи, а реальный состав клишированных реплик задается контентом стрима и условиями общения, важнейшим из которых надо признать характер отношений между стримером и зрителями, которые становятся комментаторами.

В статье осуществляется анализ комплиментарных инфлуктивов в когнитивно-прагматическом аспекте с целью выявления структурных моделей построения данных высказываний и концептуальных/когнитивных структур, лежащих в их основе. Мы утверждаем, что комплимент по своей природе является клишированным речевым актом. Мы также утверждаем, что комплимент имеет амбивалентную природу и может употребляться не только с интенцией похвалы и уважения как элемент этикетной культуры, но и с интенцией лести, коррелируя с аксиологической бинарной оппозицией «правда – ложь». В этом случае он будет вовлечен в процесс манипуляции. Можно констатировать, что комплимент формирует основу категории инфлуктивности в силу того, что он содержит эмоционально-оценочную лексику; в случае употребления комплимента с интенцией лести теряется гарантия истинности, что и приводит к манипулятивному воздействию на адресата. В процессе анализа выделяются наиболее частотные синтаксические модели, подтверждающие клишированный характер комплиментов. Анализ проводится на материале английского языка. Мы доказываем, что в основе льстивых комплиментов лежит конфигурация фреймов, таких как «манипуляция, доверие, контроль, комфорт» и др. Внутри данной конфигурации происходит динамическое взаимодействие, основывающееся на механизмах концептуального проецирования.

Центральной проблемой статьи является языковое оформление современного речевого акта извинения в русской лингвокультуре. Нами проанализированы наиболее частотные клише извинения, среди которых встречаются как конвенциональные и привычные императивные, так и заимствованные. В статье также рассматривается специфика речевого жанра извинения и его популярная в последние годы реализация – видеоизвинения. Извинения на камеру возникают как один из жанров современной сетевой публичности. Они ритуализованы: в публичном извинении присутствуют устойчиво повторяющиеся речевые клише, монолог или диалог строятся по определенной схеме. Речевые клише становятся атрибутом извинения в силу стандартизации самого речевого акта, а также могут выбираться «автоматически» как готовое и самое подходящее языковое средство. В работе проанализированы два видеоизвинения: диалогическое и монологическое, – выявлены их отличительные черты.

Прежде чем строить словарь русских параязыковых единиц, необходимо изучить их поведение в монологе и диалоге. Основное внимание в работе уделяется поведению этих единиц в диалоге. Показано, что такие единицы могут встретиться как в инициальных, так и в ответных репликах диалога. Из трех основных категорий параязыковых единиц в работе рассматриваются две. Это одиночные звуки и последовательности звуков, которые не принадлежат естественному языку, но которые в конкретном акте коммуникации могут означиваться, или приобретать значение. Кроме того, рассматриваются отдельные лингвокультурологические эмоциональные комплексы и некоторые инструментальные звуки, которые сопровождают те или иные действия, часто вместе с языковыми обозначениями таких действий.

Параязыковые единицы в диалогах выполняют, по меньшей мере, две функции: они служат для сообщения информации, а также являются средством поддержания диалога, то есть маркером фатического общения. Описывается поведение параязыковых единиц в диалогах разных типов, рассматриваются семантика и функциональное назначение этих единиц в инициальных и ответных репликах. В работе ставятся некоторые важные теоретические и практические задачи, связанные с параязыковыми единицами русского языка. Утверждается, что без решения этих задач трудно построить хороший словарь русских параязыковых единиц.

В статье рассматриваются частотные речевые формулы, которые используются при общении в соцсетях. В ряду стереотипов мы рассматриваем не только устойчивые выражения, но и определенные конструкции, по которым может строиться клише (например, сущ. Р. п. + пост: благодарности пост, материнской гордости пост; конструкция с инфинитивом + done: выйти из дома в разных ботинках done). Многие описываемые стереотипные выражения происходят из мемов, шуток, однако со временем при частотном употреблении шутливый компонент стирается, и они начинают употребляться практически нейтрально. Источники пополнения сетевых клише различны. Некоторые из них пришли из английского интернет-дискурса и используются в русском переводе (Тот неловкий момент, когда; Я просто оставлю это здесь); некоторые сокращения так и воспроизводятся на английском языке (UPD, TWIMC). Другие пародируют стиль советских газет (хозяйке на заметку, наблюдения за живой природой и др.).

Подобные речевые формулы не является обязательными, но помогают читающему сориентироваться и определить жанр последующего поста. Будет ли это объявление, просьба, вопрос. Что перед ним – бытовые заметки или пространные философские рассуждения (или на языке интернета – дыбр или лонгрид).

Данная работа представляет собой вторую часть исследования особенностей функционирования ты-/Вы-форм в русском языке. Исследуется, в частности, специфика клишированных конструкций с данными формами в диалоге, и выявляются их контекстуальные значения. При этом в некоторых случаях проводится сопоставительный анализ русского и итальянского языков, результаты которого могут представлять интерес для практики преподавания иностранных языков, в первую очередь при обучении переводу. Проблемам перевода рассматриваемых конструкций на итальянский язык уделяется особое внимание, поскольку передача экспрессивных значений на иностранный язык представляет значительные трудности.

Работа выполнена в русле грамматики диалога, исходным понятием которого выступает интеракция – акт речевого взаимодействия его участников. Речевые действия собеседников могут быть оформлены диалогическими клише, в которых выражается, в частности, отношение к сообщаемому, комментирование мнения собеседника, эмоциональная оценка. В статье исследуются примеры употребления диалогического клише Не то слово! в сопоставлении с другими близкими выражениями (И) не говори(те)! и Да уж! Все три выражения представляют собой дискурсивные формулы согласия говорящего с мнением, высказанным собеседником. Однако их особенность в том, что формально первые два оформлены как отрицательные реплики опровержения или запрета, но подразумевают подтверждение общего смысла предыдущего высказывания, в то время как третье, содержащее маркер подтверждения, предполагает наличие негативно-иронической коннотации. При этом для выбора подходящего клише имеет значение оценка содержания исходного сообщения как положительного или отрицательного. Экспериментальное пилотное исследование по восстановлению пропущенных клише на материале текстов диалогов позволяет уточнить эти наблюдения.

В работе раскрывается специфика функционирования

речевых клише в религиозной интернет-коммуникации. В качестве материала для исследования использованы коллективные письменные прошения, составленные от имени православных храмов, монастырей, детских домов, приютов и т. п. и размещенные на сайте Благотворительного фонда «Русская береза», а также личные просьбы о помощи, авторами которых являются участники православных форумов на сайтах «Азбука веры», «Православие и мир», «Беседка» и др. Показано, что в письменных коллективных и личных просьбах о помощи, размещенных в сети Интернет, употребляются устойчивые стандартные единицы, соотносимые с речевыми жанрами «обращение», «комплимент» и «благодарность». Состав клишированных выражений определяется в первую очередь нормативными рекомендациями православного речевого этикета и включает языковые единицы, эксплицирующие религиозную семантику. Отмечено использование и обычных для обиходного и делового общения речевых формул. Речевой жанр «обращение» представлен как в коллективных письмах-прошениях, так и в личных просьбах о помощи. Речевой жанр «комплимент» актуален для писем-прошений и воспроизводится в них без исключения, тогда как в личных просьбах о помощи он вытеснен жанром «благодарность».

В работе на корпусном материале анализируется сравнительно-оценочная конструкция <Р в подмётки (не) *годится N₃>, в которой Р – объект, стоящий у истоков сравнения, а N₃ – компонент, с которым сравнивают этот объект: мы (Р) ему (N₃) в подметки не годимся. Внимание в статье сосредоточено на глаголе годиться, который сохраняет в рамках конструкции всю свою словоизменительную парадигму, вплоть до формы причастия (напасть на ихнюю химическую колу, в подметки не годящуюся квасу). Глагольный компонент в данной конструкции можно рассматривать как слот, который допускает использование в этой позиции и других глаголов с частицей не и сходной семантикой (не сгодиться, не стать, не идти, не выступать, не катить). В ходе анализа были выявлены и случаи опущения глагола без изменения общего сравнительно-оценочного значения, характерного для рассматриваемой конструкции: всё остальное по художественному размаху в подметки не:). Обнаружились также контексты, в которых отрицание при глаголе отсутствует. Оно может при этом переместиться с глагола на первый объект (не многие годятся в подметки), либо отсутствие отрицания формирует риторический вопрос, при гипотетическом ответе на который все же сохраняется семантика поражения одного объекта перед другим. Анализ подобных конструкций важен не только для русистики (грамматика речи и грамматика конструкций), но и в практике перевода и преподавания русского языка как  иностранного.

Функционирование слова самый рассматривается в статье с использованием методики веерного шкалирования, что позволяет увидеть действие таких активных процессов устной речи, как грамматикализация, ресемантизация, идиоматизация и прагматикализация. Внимание в исследовании уделяется трем виткам идиоматизации, которые обнаруживает данная методика. На первом витке (IDIOM¹) идиоматизации подвергается форма суперлатива, сама ставшая результатом процесса грамматикализации: самое плевое дело, в самом черном виде. На втором витке (IDIOM²) местоимение самый в сочетании с существительными, наречиями, глаголами, междометиями и даже с идиомами становится компонентом наречного или иного устойчивого выражения: по самую шею, по самое покорно благодарю. Наконец, третий виток идиоматизации (IDIOM³) обнаруживается уже после того, как сочетание это самое подверглось прагматикализации и стало реализовать в устном дискурсе функции хезитатива, самокоррекции, стартового разграничительного маркера и некот. др. Фактически здесь мы имеем дело с устойчивым оборотом, свойственным только разговорной речи и выражающим в разных контекстах разное, зачастую трудноопределимое, значение. Наблюдения над корпусным материалом показывают, что конструкция как это самое (в разных грамматических формах) без искомого имени существительного носит подчеркнуто разговорный характер и встречается как в устной речи, так и в ее имитациях в художественных текстах. Полученные результаты могут быть полезны как в теоретическом (коллоквиалистика и когнитивистика), так и в практическом (преподавание РКИ и практика перевода) аспектах.

В работе на корпусном материале рассматривается функционирование в русской устной повседневной речи единицы типа там, являющейся комбинацией двух прагматических маркеров (ПМ): вербальных хезитативов типа и там. Оба эти маркера отчетливо полифункциональны: ПМ типа, кроме основной функции хезитации, может еще вводить в повествование чужую речь (маркер-ксенопоказатель), а также (реже) выступать в роли разграничителя, аппроксиматора и ритмообразующего маркера. ПМ там, кроме хезитации, может еще выступать в роли ритмообразующего маркера и (реже) ксенопоказателя. Источниками материала для анализа стали устный подкорпус Национального корпуса русского языка и корпус повседневной русской речи «Один речевой день». Проведенный анализ показал, что основными функциями комбинации типа там можно признать хезитацию, аппроксимацию и ввод чужой речи. Ритмообразующая функция, свойственная отдельно каждому компоненту комбинации, не актуальна для их объединения в силу слишком большой длины в слогах получившейся единицы. Представляется, что результаты исследования могут быть полезны для комплексного анализа устного дискурса в рамках коллоквиалистики, в практике перевода речи персонажей в русских художественных текстах на другие языки, а также в практике преподавания русского языка как иностранного.

Статья посвящена описанию особенностей употребления в русском повседневном дискурсе ряда предложно-падежных структурных единиц-конструкций – форм-идиом (ФИд) (в кайф – не в кайф, в масть – не в масть, к добру – не к добру, в духе – не в духе, в себе – не в себе). Проведенный анализ корпусного материала показал, что некоторые подобные пары форм-идиом являются действительными антонимами (в кайф – не в кайф, в масть – не в масть), а в других парах ФИд наличие или отсутствие отрицательной частицы меняет не просто семантику (плюс на минус), но и грамматику: Ох/ не к добру это (сказуемое) – Чё-то живот не к добру побаливает (дополнение) – одна и та же особенность льва может толковаться <....> и к добру/ и ко злу (обстоятельство). Это уже не позволяет считать такие пары антонимичными. Порой устранение отрицательной частицы вообще выводит словоформу за рамки форм-идиом: сегодня чё-то не в духе он (ФИд, сказуемое) – как раз это в духе Средневековья (предлог, часть сказуемого). Исследование проведено на базе материалов корпуса русской повседневной речи «Один речевой день» (основной материал) и устного подкорпуса Национального корпуса русского языка (дополнительный материал).

В работе проведен анализ актуальной проблематики фразеологизированных диалогических клише. Рассматриваемый тип клишированных языковых единиц представляет собой синтаксические фразеологизмы – фразеосхемы, то есть нечленимые коммуникативные единицы. Особенность диалогических клише данного типа состоит в содержащихся в них местоименных включениях, что и обусловливает определенную специфику таких единиц. Этот тип клише стал в наши дни объектом лексикографического описания, единицей словаря. Обращается внимание на то, что эти же языковые единицы, в том числе формы так называемого дательного этического, в славянских языках, наследуя латинскую традицию, включаются в морфологическую парадигму местоимений, что придает им статус единиц грамматики, а не словаря. По результатам проведенного анализа устанавливается, что обозначившееся противоречие в интерпретации и квалификации таких структур как объектов словарного описания и одновременно элементов грамматики – обусловлено практическим удобством и сложившейся прагматикой их грамматического и лингводидактического описания как членов морфологических парадигм. В фокусе интереса находятся проблемы интерпретации и квалификации таких структур, дифференциации их типов, степень их фразеологизации и грамматикализации. Работа строится прежде всего на материале русского языка, но затрагивается и материал ряда других славянских языков.

На материале Национального корпуса русского языка (НКРЯ) сравнивается функционирование идиомы в никуда в качестве поэтизма, с одной стороны, и разговорного клише – с другой. Исследуемая единица возникла в качестве поэтизма в нач. ХХ в. и встречается в произведениях поэтов всех направлений и школ, в том числе Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Бориса Слуцкого, Генриха Сапгира, Иосифа Бродского, Бориса Рыжего и пр. Проникнув с 1930-х гг. в разговорную речь и бытовой дискурс, она развивает функцию разговорного клише, продолжая активно употребляться и в функции поэтизма. Была поставлена задача исследовать семантику единицы в обоих случаях. Анализ поэтического и устного подкорпусов НКРЯ показал, что семантический потенциал идиомы реализуется в обоих случаях весьма отличающимся образом. Реализация семантического потенциала в поэтических текстах гораздо разнообразнее и сложнее, семантические параллели между разговорным и художественным использованием исследуемой единицы практически не выявляются. Таким образом, семантический потенциал идиомы в никуда позволил ей устойчиво функционировать в качестве поэтизма, несмотря на использование в разговорной речи.

В статье рассматриваются коннотативные значения гендерного стереотипа настоящий мужчина и прагматика его использования. В работе отражена проблема определений «гендер», «стереотип» и «гендерные стереотипы»: рассмотрены ключевые положения о гендере и стереотипе в лингвистических исследованиях ХХ–ХХI вв. Представлен анализ примеров употребления стереотипа настоящий мужчина в монологической и диалогической речи, собранных в Национальном корпусе русского языка языковой формулы. Примеры монологической речи раскрывают стереотипное представление носителей русского языка о том, какими качествами обладает идеальный мужчина, «мужской эталон». В диалогической речи формула настоящий мужчина используется в качестве аргумента при похвале, упреке, осуждении. Результаты анализа диалогических примеров позволили выявить, что фактор гендера в коммуникации не всегда бывает определяющим, гендерные различия проявляются в стратегиях выражения поощрения или порицания качеств мужчин.

Рассматриваются прагматические рестрикции, понимаемые как границы нормальной коммуникации в рамках определенных ситуаций. Нарушения таких границ ведут к коммуникативному сбою либо представляют собой перевод общения в сферу шуток. Эти рестрикции соотносятся с формально-структурными и семантическими языковыми нормами, имеют градуальный характер и варьируют от абсолютных запретов до приемлемых, но не рекомендуемых поступков. Прагматические рестрикции отражают этнокультурную специфику общения, определяя границы приемлемости и допустимости тех или иных коммуникативных действий в определенной культуре. Такие рестрикции подвержены изменениям, возникают новые ограничения и упраздняются прежние. Можно выделить несколько типов прагматических рестрикций: 1) этикетные, состоящие в фиксации принятых канонов доброжелательного уважительного общения, 2) фундаментальные, суть которых сводится к поддержанию важнейших форматов коммуникации, это в первую очередь относится к религиозным предписаниям и запретам, 3) продиктованные здравым смыслом в обиходных ситуациях, 4) ритуальные, представляющие собой автоматическое соблюдение традиционных примет, 5) политкорректные, являющиеся реакцией на нарушения прав угнетаемой или ранимой части населения, 6) дискурсивно-стилистические, характеризующие ситуативно определенные нормы коммуникативного поведения.

В статье анализируется одна из социальных функций клише в дискурсе – выражение иронической оценки. Принято считать, что клише не несут новой информации и, тем самым, ухудшают качество коммуникации. Однако использование клишированных фраз для создания иронии – это пример творческого использования различных «готовых» речевых оборотов для выражения имплицитной негативной оценки и маркирования социальных отношений между говорящим и адресатом. Для иронической оценки могут использоваться этикетные фразы, риторические вопросы, пословицы и поговорки, мемы, устойчивые словосочетания и прецедентные высказывания с исходной положительной оценочностью. Будучи легко узнаваемыми, с когнитивной точки зрения клише являются наиболее удобным способом создания иронии, который гарантирует распознавание интенции говорящего адресатом, поскольку ирония возникает в результате «замены знака», т. е. положительная оценка меняется на отрицательную. Ирония «считывается» адресатом, если нарушается смысловая целостность высказывания или очевидно притворно-игровое поведение говорящего. При условии частого использования клише для имплицитного выражения критического отношения они могут становиться конвенциональными способами выражения иронии в дискурсе, и в таком случае возможность иронического употребления должна фиксироваться словарями дискурсивных формул, этикетных средств и т. д.

В работе обсуждается общая характеристика концепта «отвращение», рассматриваются некоторые русские вербальные и невербальные знаковые средства, обслуживающие этот концепт. Из всех видов эмоций «отвращение» выделяется рядом особенностей. К ним относятся: (1) глубинная биологическая основа, под которой я имею в виду большое число разнообразных, даже для отдельно взятой культуры, знаковых и незнаковых, то есть чисто физиологических, телесных проявлений эмоции отвращения у человека; (2) относительная стабильность телесных проявлений этой эмоции в пространстве, во времени и в культуре. Имеются в виду сравнительно небольшие пространственный, временной и культурный разбросы таких проявлений по соответствующим областям; 3) разнообразная по содержанию и близкая по форме связь телесных и языковых манифестаций эмоции, которая обнаруживается, в частности, в тесных корреляциях единиц языка тела с языковыми единицами ментальной и психологической сфер человека; (4) высокая значимость культурного, когнитивного и социального аспектов отвращения.

Основное внимание в нашей статье уделено различным объектам, людям и ситуациям, которые получили название стимулы отвращения. Выделены и охарактеризованы разные виды стимульных объектов, такие как продукты животного и растительного происхождения, отходы жизнедеятельности человека и животных, человеческие уродства, отдельные артефакты. В конце статьи формулируются законы, известные в антропологии и этнографии под именами закон сходства и закон заражения (контагиозности), которые действуют в пространстве разных стимулов отвращения.

Изучение основ гармоничной коммуникации в современном коммуникативном взаимодействии получило в последние десятилетия серьезную теоретическую основу в работах П. Браун и С. Левинсона, трудах Дж. Лича и других известных лингвистов. Однако их теории были подвергнуты критическому анализу исследователей дискурсивного анализа Дж. Калпепера, Дж. Илена, Р. Уотса, Д. Бусфилда и М. Лочера, Х. Спенсер-Оути, В.И. Жельвиса, С.Н. Засыпкина, В.В. Леонтьева, Н.Г. Брагиной и И.А. Шаронова, А.Д. Шмелева и др. Научная полемика высветила новую область исследований, получивших наименование «невежливость». В статье проведена оценка классических и современных научно-теоретических положений по теории невежливости. Было выявлено, что невежливость и вежливость связывают между собой аспекты языковой и культурной составляющей общения, их оценка способствует выделению основ грубого коммуникативного поведения и специфической эмоциональной окраски общения. Поэтому данные понятия следует рассматривать в качестве конструктов человеческого сознания и отношения к оценочным мнениям о поведении в конкретном контексте.